Часть 1. Мечта пацана или карандаши и ластики

Мальчишкой - романтиком я, мечтал о небе, самым желанным подарком считавшем пластмассовую модель самолетов и представляющим себя летчиком, летающим средь бескрайних полярных просторов. Как красиво все это рисует детское воображение, а эти громкие названия: Салехард, Карское море, остров Белый…..Но жизнь пишет свою книгу, причем простым карандашом, очень многое, из детских мечтаний стирая ластиком, но следы от стертых страниц, все равно остаются и во взрослой душе.
Решение принято и пускай вместо видавшего виды и потрепанного, из детских грез, самолета ты летаешь на паралете, организовывается поездка в Арктику. Цель экспедиции снять фильм о кочевой жизни ненцев. И вот наша команда «fly-photo» и мужики из Южно-Корейской компании «krcc» готовимся на север. Составлен план, согласованы договора с людьми и организациями и вот вроде бы все готово. Аэропорт «Домодедово», аэропорт «Салехард», гостиница «Арктика», немного переведен дух. Начинаем созваниваться с грузоперевозкой и тут начинается первый сюрприз. Груз не прилетел, точнее, прилетела его половина, а ведь на следующий день у нас уже договоренность о вылете в тундру. Встречаемся с организаторами вертолета, объясняем ситуацию, просим перенести вылет на один день, распитая совместно бутылка коньяка вроде улаживает дело, но на следующий день груза опять нет. Трудно передать подавленное настроение трехдневного бездействия… Может быть не пришедший груз и его ожидание сказалось на восприятии Салехарда, но появилось двоякое ощущение или же находимся в районе новостройке, с трех-пяти этажными «небоскребами» или в районе трущоб, с его одно- двухэтажными бараками… Никак не мог понять откуда идут эти ощущения и только после дошло, подтаявший снег, превращенный на дороге в липкую слякоть и отсутствие деревьев создают такое восприятие города, которому уже более четырехсот лет. На третий день радостная весть, груз в Салехарде. Красные от стыда, хотя вроде и не наша вина, связываемся с «Ямал транс» пытаемся возобновить переговоры о вертолете. Кляня нас на чем свет стоит объясняют началась «перевахтовка» и вертолетов нет. Все зря и детская мечта окончательно стерта ластиком обстоятельств.
Но все же существуют сказочники или правильнее волшебники, которые не дают сгинуть детской мечте о полетах в заполярье. И ими оказываются все те же мужики из «Ямал Транс». После неудачных переговоров возвратившись в гостиницу желание одно – зайти в гостиничный ресторан и крепко ознакомиться с содержанием их бара. За этим занятием нас и застает телефонный звонок и безапелляционный голос Анатолия Николаевича заявляет : «завтра в восемь вечера быть в Лабытнанге на станции «Обская» и ждать его телефонного звонка». К нашей чести надо сказать, что планы по ознакомлению с содержанием бара мы не отменили, да и похоже воскресшая надежда придала сил в освоении этого трудного занятия.
Прибыв на следующий день на «Обскую» дожидаемся телефонного звонка. И ровно в восемь четкая команда: «найти дежурного по станции, он в курсе, все организует». Дежурным оказывается несколько разбитной мужичок, и после общения с ним находимся в легком ступоре. Рациональное сознание москвича отказывается в такое верить. Попробую процитировать, иначе это не передать: «Пя…те до переезда, там пойдет состав, тормозите его, ваш вагон 671, такой с красными шторками, сзади прицепим к вам платформу с треколами (вездеходы оказывается такие), доезжаете до 365 км. Дадим вам «зеленый», так что послезавтра будете на месте, там свяжетесь с Григорием (проводник-ненец), он вас проводит по тундре. Вагоны все время будут вас ждать на 365 км. Немного опешил и начал переваривать «проголосуй – тормозни поезд». Ага, прямо как в рекламе «выпил фанты – тормознул поезд», только фанты вроде не пил, а может последствия вчерашнего? Следующее… Ага «Прынцы заморские отыскались» На троих выделили вагон и платформу, и все это полторы недели будет ждать в тундре, в тупике… Как-то насторожило – станция «Обская» - 1-ый км., ехать нам всего до 365 км. Правда и дороги то всего 500 км., а ехать двое суток! Ох уж эта московская привычка рассчитывать время.
Ладно, выдвигаемся на переезд, минут 20 ждем состав. Идет. Поднимаем руку с отогнутым пальцем с видом заядлого автостопщика, и о чудо – состав останавливается. Подбегаем к машинисту, тот кивает головой – грузитесь, только, говорит, сейчас с переезда отгоню. Грузимся в вагон, нас встречают проводницы, как в последствие оказалось замечательные женщины. С чисто русским фатализмом осведомляются у нас, куда едем, сколько будем, и вздыхают: «Начальство не предупредило, что едем на десять дней, и не запаслись водой», как в последствие оказалось и продуктами тоже. Погрузились, тронулись. И тут опять доходит, треколы прицепили, а водителей то нет. Спрашиваем о водителях у проводниц, ответ опять вводит в ступор: «А они в машинах едут, боятся как бы ханты или ненцы по дороге не поразбирали машины». Видел в последствие результаты их деятельности с оставленным на сутки без присмотра трактором, разобранным чуть ли не до основания. До сих пор не могу понять, и не только я, но и все русские, да и не только (советский союз собрал там много представителей братских республик) – ну и на фига им нужны в тундре детали трактора. Практическое применение, нашли пожалуй только для фар, повесит у себя в чуме, подсоединит к генератору (если он есть) и опять же лампы на 24 вольта?
Ну что ж, сорок часов на поезде, и вот 365 км., рекордная скорость для этой местности. Выбираемся из вагона, идем к дежурному по разъезду узнавать насчет проводника, тот разводит руками, мол не пришел, да и вряд ли придет, все договоры с ненцами – то же самое, что письма на песке у берега моря. Пришла волна, и нет письма. Неохота ему, он и не придет. Ладно, мы уже набрали обороты, и остановить нас уже вряд ли чем возможно. Сгоняем треколы с платформы, грузимся, и как-то за делами незаметно подходит вечер. По дороге, километрах в двадцати от нашего разъезда, видели чумы и принято решение с утра ехать к ненцам, договариваться на счет проводника. Конечный пункт нашего назначения – озеро Яр-Ку-То, где собираются несколько бригад каслать (перегонять) оленей в сторону Юребея. Очень хочется снять фильм о санном поезде в тундре и сделать проходы на малой высоте. Ведь таких съемок пока еще никто не делал. Всю дорогу прикидывали, как строить заходы, с каких ракурсов и высот снимать, чтобы не испугать оленей, и они не понеслись сломя голову, ведь последствия для людей, едущих на санях могут быть самые страшные.
Понятие расстояний и времени как оказывается, не существует. Что такое 20 км. Для человека, живущего в центре России – полчаса неспешной езды, что такое 20 км. в тундре – семь часов напряженнейшего движения с постоянным отслеживанием направления, пересечением, а точнее, форсированием рек, ручьев, объездов озер, потерей направления и возвращением по своим следам. Все время стараемся держать в зоне видимости железнодорожное полотно. Неожиданно, после очередного подъема, метрах в трехстах, справа, появляются два чума. Двигаемся к ним, первыми выбегают на встречу несколько собак, внимательным взглядом осматривают и громким лаем извещают хозяев о нашем прибытии. Собаки у ненцев достойны, на мой взгляд, даже не отдельной книги, а многотомника. Первое что поражает – это осмысленный читаемый взгляд. Этим взглядом они общаются с человеком. Такое ощущение, что писатели фантасты в своих рассказах, использующие образ передачи мысли на расстояние не придумали этот способ, а просто подсмотрели общение ненецких собак с человеком. Далее симбиоз человека и собаки. Несколько слов и собака побежала загонять оленей с одной стороны, несколько слов второй и та побежала выравнивать стадо с другой, и все это до такой степени организованно, чисто по исполнению. Завораживающе смотрится работа пары собак, ведущих многосотенное стадо по тончайшим перешейкам, между озерами, покрытыми пока еще тонким льдом и припорошенными первым снегом. Малейшая их ошибка, и олени выскочат на лед, проломят его, погибнут, но этого не происходит.
Выходят хозяева, весь их внешний вид и вся окружающая обстановка быта и природы создают иллюзию машины времени, перенесшей нас на несколько тысячелетий назад. Заводим разговор. Об Яр-Ку-То они не знают, хотя даже для богатых на озера этих краях, это достаточно крупное. Зато показывают на запад и твердят об Я-Ку-То, хотя по нашим расчетам именно Яр-Ку-То находится на юго-востоке. О большом каслании они тоже не слышали, их всего несколько человек со своим небольшим стадом, задаем вопрос о больших стадах и где их можем найти. Терпеливо ждем ответ. Даже за время первого общения поняли, задавать вопросы надо четко, не отвлекаясь на другие понятия, разговоры. Секунд 10 у аборигенов уходит на осмысление вопроса и столько же на ответ. Показывают на восток, там много оленей. И еще уходит время на выяснение далеко ли до них. Как оказалось, вопрос абсолютно глупый. И спрашивать расстояния у ненцев тоже самое, как если вы спросите меня о чем-нибудь из высшей математики. Но тогда ответ нас вдохновил – километров пять. Что же, едем на восток. Пять километров превращаются в двадцать пять. Понимаем, уже здорово рискуем, стоит начаться снегу, который заметет следы трекола, и нас ждет печальная судьба многих навечно оставшихся в тундре.
Постоянно думаю, КАК ЗДЕСЬ ЛЕТАТЬ!!! Нижняя кромка плотных, тяжелых, я бы даже сказал свинцовых облаков 20-30 метров над землей. Ветер 8-10 метров в секунду. Одно успокаивает – хоть ветер и сильный, но ровный. А рельеф говорит, что сильного среза ветра может и не быть. Наконец-то на белом горизонте появляются точки чумов. Издалека они похожи на сказочные, средневековые замки, да если честно, то и внутри меня засело ощущение сказки, нереальности всего происходящего. Подъезжаем, выбегает паренек лет 20 с счастливой улыбкой, здоровается с нами как с лучшими друзьями, а в глазах непонимание, какого лешего нас сюда занесло, ведь русские, как правило, от железной дороги и на километр не отходят. Втолковываем про проводника и куда нам нужно. Об Яр-Ку-То он тоже не слышал, бежит к чуму, зовет старших. Ох как я пожалел, что не достал камеру. Такой колоритной личности я не встречал никогда за свою жизнь. Подходит такой «бабай», почему-то именно это слово приходит в голову. Внешний вид мало чем отличается от орангутанга, разве что чуть раскосые глаза, в которых читается малоприкрытая хитрость, да одетый в оленьи шкуры. С интеллектом, пожалуй, меньше, чем у вызвавшего ассоциацию примата. Единственным признаком цивилизации являются одетые поверх национальной обуви, опять таки из шкур, сапоги от ОВЗК (общевойсковой защитный костюм). Узнает куда нам надо, и тут начинается представление. Об озере Яр-Ку-То он знает, показывает рукой в расчетном направлении. Но без проводника, говорит, идти туда нельзя. Задаем опять идиотский вопрос, сколько километров до озера. Поражает лаконичность ответа. Километров 18 будет. Дня за два доехать можно, если только поедем с таким опытным и старым проводником, как он. Молодые дорогу не знают, а старый и опытный только он один, да только ему лениво ехать. Начинаем торг – что нужно, чтобы ему не стало лениво. Ответ – ничего не надо, лениво… Тут вступают в дело наши водители, прожившие в этих местах уже лет 35. Со спокойствием подходят к нам, берут под руки, и громко объявляют, пойдем в машины, они уже согрели чай. Возвращаемся в треколы, и понимаем, война войной, а мужики правы. Выехали часов в 5 утра, сейчас три дня, а у нас во рту не было и маковой росинки. Только приступаем к обеду, стук в дверь. Стоит паренек, который нас встречал и со словами «старший зовет» тянет за руку. От вида еды желудок начинает отчаянно сопротивляться выходу из машины. Но дело есть дело. Выбираюсь, подхожу, натягивая на лицо маску спокойного благодушия. Переговоры продолжаются, опять поется песня про старого и опытного проводника. Пытаюсь подпеть ему про его опытность, киваю, что только такой как он нас и сможет провести, задаю попутные вопросы про тундру, оленей, каслание и где сбираются каслать большое стадо. В разговорах проскакивает фраза, что дальше на север за нашим разъездом собираются несколько бригад гнать большое стадо. В голове пытаюсь наложить полученное описание местности на карту. Топография вроде совпадает, но это не наша цель. Дальнейший разговор о том чтобы нас проводить опять ни к чему не приводит, зато намечена цель. Произносится заветная фраза- «проводить то можно, но это будет очень дорого стоить». Второй этап переговоров окончен, и прошел он достаточно конструктивно, прозвучало заветное слово «дорого стоить».
Обед закончен, желудок поет песни в сладостной истоме. Снова подходим к ненцам, пытаюсь вернуться к «дорого стоить», попутно ведя расспросы про жизнь в тундре. «Дорого стоить» сводится к ящику водки. Делаю круглые глаза, а не много ли будет. Вся третья часть переговоров сводится к торгу: наша цена – пять бутылок, его ящик. На негнущихся пальцах пытается обосновать: ехать долго, только по дороге туда он выпьет три, три обратно, а остальное - зарплата! И все это преподносится с важным видом и оттопыренной нижней губой, отчего сходство с орангутангом только усиливается. В голове уже четко сформированный план – пять часов общения не прошли даром. Из разговоров есть представление, где искать большие бригады, пусть и не те, которые планировали изначально. По крайней мере, добраться к ним мы сможем и без проводников, по карте. А с такими проводниками лиха хлебнуть можно. Возвращаемся к машинам. Я был не прав, сравнивая его с орангутангом. Ненец, кстати представившийся как Черный или гроза Ямала, бегает вокруг нас, поняв, что мы уезжаем, макакой и уже щебечет, провожу за четыре, за четыре бутылки…
Бог нас не оставил, возвращаемся в темноте по своим следам, и только добрались до железной дороги, начинается метель, причем такая, что габаритные огни от впереди идущего трекола перестает быть видно метров с десяти. Навалившаяся усталость отупляет чувство страха, а что было бы, начнись метель раньше.
Глубокой ночью возвращаемся к разъезду. Поднимаемся в наш вагон, и просто сбивает с ног запах жареной рыбы. Как я уже говорил ранее, наших проводниц никто не известил о предстоящей поездке и остро встал вопрос еды и воды. Ангелом спасения стал начальник разъезда. В наше отсутствие натаскавший безумно вкусной воды из озера, никогда бы не подумал, что озерная вода может быть такой вкусной, и в этом же озере за час наловивший килограмм сто рыбы. Нам он представивился «Мыкола» - тихий, спокойный гигант с Запорожья двухметрового роста с застенчивой улыбкой и незнающий, куда девать свои руки от постоянного смущения. Но какая же внутренняя сила и чувство надежности исходит от этого Человека. Понимаешь, что именно на таких людях и держится земля, не спрашивающих чем помочь, а без всяких вопросов, просто по ходу своей жизни помогая другим. К сожалению, для нас живущих в Москве, это можно уже отнести к разряду «подвиг», а человек просто этим живет и даже не задумывается, что может быть по другому. Масло принесли ребята бульдозеристы со стоящих рядом с нашим вагоном платформ, да и мы не остались в стороне, и началось пиршество. За разговорами время пролетело совсем незаметно, забрав с собой куда-то и усталость, так и не поспав, начинаем собираться опять в дорогу. Остатки еды, кости, куски хлеба, обертку от колбасы наш водитель складывает в банку из под селедки в остатки рассола, и все это богатство укрепляет на крыле трекола комком снега. Проскакивает мысль - для собак что ли? Вопрос видно читается в моих глазах и тут же следует слегка ворчливое пояснение - не дай Бог посмотреть как за ушами трещать будет, когда супчик, сваренный из этого будем уплетать, если в тундре заблудимся. Почему-то верю. Вот она житейская мудрость, выработанная севером. Подходят бульдозеристы, за ночным разговором узнавшие куда едем, прикатили пару бочек саляры, прощаемся как с близкими друзьями, с которыми пожил всю жизнь, и тоской, вряд ли когда встретимся еще.
Выдвинулись. За последние дни привык уже к дороге и качание трекола штурмующего тундру, вызывают в начале ощущения полета в жесткую болтанку с проскальзывающей мыслью - сядем, потом долго голова будет кружиться. И тут не привычная тишина, стоим. Видимо после бессонной ночи, я все же уснул. Вылезаю, и кажется, что сон не кончается. Посреди тундры стоит малыш лет шести, по внешнему виду очень напоминающий чебурашку, с черными бусинками глаз, капюшоном по размеру занимающем половину детского тельца и самое главное, что придает сходство с мультипликационным героем переваливающаяся, семенящая походка. Судорожно оглядываюсь, до горизонта нет ни одного чума, нет проезжающих саней, одна голая равнина. Присев рядом с малышом, наш водитель Гриша, проясняет ситуацию. Малыш идет в гости. Откуда…? Куда…? Мальчуган с серьезным видом показывает направления. По нашим прикидкам он уже прошел километром девять и идти ему осталось совсем немного. Предлагаем подвезти, малыш с радостью забирается в вездеход, еще бы, будет потом чем похвастаться. «Совсем немного» оказалось километров десять! Подъехав к чумам малыш с достоинством вылез из машины и своей чебурашечьей походкой пошел к своим. Мы стояли с открытыми ртами, наблюдая за реакцией местных. То, что шестилетний ребенок добирался двадцать километров один по тундре - это норма, а вот приезд вездехода, это событие. Отлив литров десять солярки для лампы, трогаемся дальше. Постоянно возвращаюсь мыслями к малышу, идущему по пустынной тундре. В каком мире они живут, а может это и правильно? Выжить здесь, наверное, и можно только доверившись животным инстинктам и чувствам. И уж если ты в детстве все это прошел и постиг, тогда здесь не пропадешь. Трудно в это поверить и понять жителю мегаполиса.
Опять возвращаемся по своим следам к железной дороге. Прикидываем пройденное расстояние, по идее должны быть уже на подъезде, но пока не видно ни чумов ни оленей. Показывается еле ползущий поезд. Уже не смущаясь и не удивляясь выходим, голосуем. У машинистов узнаем, что километрах в тридцати шести видели большое стадо, больше четырех тысяч голов, но чумов не заметили. Уже хорошо, по крайней мере цель и направление выбраны верно. Оставшиеся километры проходят уже без ярких событий, если не считать само пребывание в тундре.
И вот оно, растекшееся, движущееся, тысячерогое пятно покрывшее землю. Теперь бы найти хозяев. Покружив вокруг стада, находим следы саней. Гриша, как опытный следопыт, определяет направление движения, и вот опять мы едем по следам, правда теперь саней.


Часть 2.

Культура взаимоотношений в быту ненцев довольно сложна. Здесь присутствует разделение, как на востоке, на мужскую и женскую половины. Только, пожалуй, здесь можно сказать царствует матриархат, выросший из житейского бытия. Всю работу по довольно тяжкому хозяйству ведут женщины, на их плечах и ведение домашних работ, и пошив одежды, и рубка и заготовка дров из местного кустарника и воспитание детей. В общем, территория чумов их вотчина. Удел мужчин – олени в тундре, да охота с рыбалкой. Отсюда, наверное, и происходит, что все решения в быту принимает женщина. Мужчина же является рупором в оглашении женской воли. Вроде бы это и не удивляет, и у нас во многих семьях вся власть в руках женщины, но в тундре это возведено в рамки закона. Добравшись по следам до чумов, останавливаемся метрах в пятидесяти. Идем к жилищам местных. Как и положено, с южной стороны от них в женской половине колдует над своим хозяйством с десяток женщин в окружении толпы детворы. Подходим, стараясь не зайти на их территорию, ведь в их владении посторонним мужчинам вход воспрещен. Навстречу нам выдвигается пожилая матрона, во всем ее облике читается «хозяйка». За ее спиной полукругом выстраиваются и другие женщины. Неспешно, с достоинством начинает разговор, кто, зачем и куда. Объясняем, спрашиваем разрешение на съемку, при этом стараясь быть максимально откровенными и открытыми. Женская душа, в придачу с обостренным чутьем, иногда кажущимся сверхъестественным, жителей тундры очень проницательна. Следует ожидаемый ответ – мужчины пасут оленей, вернутся, скажут, можем ли мы с ними остаться и выполнить свою работу. Что ж, уже хорошо, из разговоров у нас складывается ощущение, что мы произвели хорошее впечатление и ответ, скорее всего, будет положительным. Отъезжаем от чумов метров на триста в сторону и терпеливо начинаем ждать вечера. Облака опустились на землю, но ветер под десятку все равно не в состоянии и их разогнать.
Всерьез задумываюсь о возможности полетов в этих краях, но неудержимый оптимизм все равно берет верх и заставляет приступить к сборке паралета, предварительно разобранного до последнего винтика для переправки самолетом из Москвы в Салехард.
За работой незаметно проходит остаток дня. Такое чувство, что тундра полюбила нас, к наступившей темноте сборка закончена и как салют в эту честь начинается вьюга.
С наступлением сумерек в стане у ненцев начинается оживление. Со всех сторон тундры возвращаются упряжки оленей с хозяевами здешних мест.
Похоже все их хлопоты на сегодня закончены и к нам подходит делегация из молодежи.
- Пойдемте, вас зовет бригадир.
Берем мешки с гостинцами и в роли эдаких дедов морозов следуем за ними. С благочтивым полупоклоном встречает хозяйка, принимает подарки, состоящие из сгущенки, конфет и главного деликатеса – коробки «Доширак», приглашает зайти в чум.
Не знаю чего ждал от обстановки в чуме, но дыхнуло до боли знакомой армейской палаткой - все тот же принцип, двойные стенки, деревянный настил на полу и неизменная буржуйка в центре…, разве что вместо кроватей везде разложены шкуры, да чадящая керосинка еле освещающая внутреннее убранство чума развевают знакомый образ.
Хозяева гостеприимно пригашают к столу. Неспешно, полулежа располагаются вокруг низенького столика, начинается обычный, малозначащий разговор о жизни. Раскаленная до красна печь волнами распространяет тепло по всему чуму. Неосмотрительно не снятый летный комбез очень быстро вызывает чувство дискомфорта от наплывающего тепла. Хозяйка выставляет на стол миски с огромными кусками отварной оленины и тонкими ломтиками виртуозно нарезанной, таящей во рту рыбы - строганина. Надо сказать, хоть в Салехарде оленину уже и пробовали в ресторане, вкус разительно отличается, а все дело в том, как потом объяснили, ненцы оленей не режут, их обычаи не дозволяют пролития крови на землю и оленей они душат хитро завязанной петлей аркана. Не спущенная кровь и придает мясу то отличие от приготовленного в ресторане. В свою очередь и мы не с пустыми руками пришли, как истинно русские, захватив с собой литр «беленькой». Спрашивая разрешения у «матроны», выставляем на стол свое богатство. Надо сказать, что наверное единственная валюта в здешних краях натворила не мало бед для местного населения, абсолютно не умеющего пить, деньги мало интересуют ненцев в тундре. Но в этой бригаде вся власть и управление в жестких руках и только в честь приезда гостей разрешается вскрыть бутылку. Еще одна маленькая особенность, бросившаяся в глаза. Спиртное разливается в одну рюмку и выпивается по кругу, начиная с хозяйки чума. За неспешным разговором пролетает вечер, и как команда звучат слова «мама устала», все пора расходиться. Хоть нас и приглашают в «гостевой чум», все же не смотря на настойчивые уговоры идем спать в треколы, как-то включенная «вэбаста» внушает больше доверия перед непостоянной буржуйкой, да и засевшая в тельняшке трубчатая шерсть от оленьих шкур говорит, что спальник поприятней будет. Подходя к треколу, замечаем, что предпринятая заранее предосторожность по совету ненцев сработала, зачехленный паралет вызывает не поддельный интерес у оленей и в частности его проводка. Окончательно его баррикадируем канистрами и с чистой совестью ложимся спать.
Большое количество выпитого вечером чая не дало пропустить рассвет, выбравшись из вездехода, отхожу подальше в тундру, но оказывается и в это раннее утро за мной внимательно следят. Не успел повернуться спиной к упругому потоку северного ветра, как в районе пояса закачались рога бдительно следящего за мной оленя, желающего за мой счет пополнить нехватку соли. Все, утро испорчено, теперь эта тварь ходит за мной попятам. Как же тяжело психологически организму выполнять свои функции, когда в районе самого дорогого, наперекор ветру раскачиваются роговые отростки мощного зверя.

Часть 3. Полеты

Похоже в эту поездку Бог нас не оставил. Не смотря на все, выбрались в тундру, нашли большую стоянку и в день, когда ненцы должны каслать стадо, небо поражает своей синевой. Честно скажу, побывав во многих краях, такого красивого и чистого неба я никогда и нигде не встречал. Одно печалит душу, хоть небо и без единого облачка и видимость «миллион на миллион», альтиметр показывает все те же восемь метров в секунду с приходящими порывами до двенадцати. В такой ветер на паралете я еще не летал, а тут надо не только отлетать, но и сделать видеосъемку, да еще и на минимальной высоте. Молясь всем богам и своему и местным, начинаю готовить паралет к полетам, в душе оттягивая момент когда нужно будет взлетать. Расчехленный аппарат заинтересовал ненцев, вокруг нас собралась толпа поглядеть на чудо. Тщательно укатал взлетку, проверив, чтобы на лыжах телега легко скользила и вперед и назад, и в момент вывода крыла могла отъехать под крыло назад. Еще в Москве, когда готовились к поездке, не смотря на большой перегруз решил взять тяжелую телегу «навигатор» наплевав на стоимость авиаперевозки и теперь смещенные назад ее оси и не склонность к «черепахе» да и пластины концов с автовыводом, вселяли надежду на удачный старт. Вроде бы все готово, статистика последних дней говорит, что надеяться на стихание ветра нет смысла, но все равно с взлетом тяну, пока еще позволяет время, и кочевники собирают свой нехитрый скарб. Отсутствие шоу охладило пыл у местных любителей авиации, и, усевшись в свои сани, они потихоньку разъехались заниматься своими делами. Повисшее на горизонте солнце возвестило о наступлении обеда, как-то потихоньку забрало суету и нервозность ожидания полетов. За время подготовки техники к полетам, наши водители втянулись в сборку паралета, и у них появилось понимание происходящих процессов. Надо сказать, что за дни наших путешествий из нас получилась хорошая, слаженная, друг друга понимающая команда, болеющая за дело. Осознавая всю сложность метеообстановки, водители Саша с Гришей взяли на себя роль «якоря» на старте, то есть держать телегу в момент вывода крыла и не дать ей опрокинуться не выведенным и пока еще работающим как парус парапланом. Вместе с нервозностью солнце убрало и резкие порывы ветра. После серии замеров альтиметр показывал ровную восьмерку с редкими, но ровными усилениями до десяти. Ну что ж, принято решение лететь. Усаживаемся с оператором, пристегиваемся, дабы крыло не наполнялось и не рвануло в полет раньше времени, передал клеванты Сане, который вытянул их на весь ход и держал стоя перед телегой. Вся сложность теперь заключалась в синхронности наших действий, то есть в равномерности передачи клевант, так как стоило ему сделать шаг вперед и крыло начинало наполняться и взлетать. Честно скажу, даже не понял, как это произошло, но только взял клеванты, и даже не успев дать газа, оказался на высоте метров двух. Легкое исправление крена, газ и медленно, но верно пошли вперед и вверх. Расчеты оказались верны, даже немного удивило, рельеф местности в такой ветер создавал болтанку на высоте до десяти метров, а дальше воздух становился плотной, я бы даже сказал вязкой субстанцией. Полностью отпускаю триммера, а надо сказать, что на «навигаторе» они соответствуют выжатому акселератору, даже чуть больше. Резко возрастает нагрузка на клевантах, но вместе с тем скорость против ветра увеличивается километров до десяти. Под нами проплывают разобранные чумы с копошащимися точками людей и животных. Пора разворачиваться. Сказывается разряженность Арктического воздуха и на развороте теряем весь запас высоты и остовы чумов проносятся мимо нас с бешеной скоростью. Только осмотревшись с воздуха и понимаю, хоть равнина и тянется на сотни если не на тысячи километров, но вокруг нас сплошные пятна озер, точнее островки земли между одним водоемом и пока еще не устоявшийся лед не оставляет никаких шансов для вынужденной посадки. Хоть в планах ее и нет, но как-то становится не по себе. Начинаем съемку чумов, собравшихся в одно стадо оленей и за работой как-то опасения о вынужденной уходят на второй план. Первый вылет подходит к концу, и начинаются новые проблемы с посадкой. Опять надо синхронизировать передачу клевант, очень уж не хочется кувыркаться по всей тундре. Все происходит так, как будто мы с мужиками летаем в паре не один год, секунда и крыло ровным полукругом лежит на укатанном снегу. Переводим дыхание, понимаю «не так страшен черт, как его малюют» и при всей силе ветра, а на верху он значительно больше, летать все же можно, единственно очень быстро замерзают руки.
А дальше опять перерыв на несколько часов. Подготовка к касланию у местных затянулась и мы в вынужденном бездействии завариваем одну за другой чашку чая, набирая воду из проруби, пробитой прямо у машин, в промежутках отгоняя от паралета уже надоевших, настырных оленей так и желающих попробовать на вкус проводку и стропы крыла. Незаметно опять затянуло небо густой пеленой облаков с четко сформированной базой метрах на пятиста, но к моей радости вместе с появлением облаков ветер поутих уже до терпимой шестерки. И тут у ненцев началось движение. В начале выдвинулись одни сани, я так понял выполняющие функцию разведчика, с интервалом метров в триста начал формироваться «санный поезд». С десяток упряжек составляют один «вагон», метров через пятьдесят другой и так вытягивается такой «состав» в пунктирную линию длиной с километр, замыкает «вагонную» процессию огромное стадо, гонимое неизменными спутниками-собаками, контролируемыми всего двумя ненцами. Ну что ж, и нам пора. Поутихший ветер позволяет беспроблемно взлететь, а его попутное направление за минуту нагнать величественную процессию. Основная задача утреннего вылета состояла в том чтобы понять на каких высотах и расстояниях олени начинают бояться и разбегаться от летящего паралета, и он показал интересную вещь, если подходить сзади к оленям, то хоть они и напрягаются от шума, но не кидаются в россыпную, бегство у них начинается только когда они видят пролетающий аппарат. Сделанное ранее наблюдение позволяет зайти сзади на «поезд» и над головами прижавших уши оленей совершить проход не распугав строй. Забавный получился слалом, ориентиром которого является цепочка из людей и животных, находящихся в паре метров под тобой. Проход, разворот, дублируем съемку. Проходы то справа то слева. Упоенный работой и происходящим, оператор из Кореи Ли, жестами показывает ниже, ниже и тут чуть было не случается страшное. С попутным ветром, да с перегрузом по крылу в пятьдесят процентов наша скорость под сотню километров в час, а малая высота чуть не совершила свое черное дело. Очень тяжело на такой скорости оценить реальную высоту до проносящейся под тобой земли покрытую плотным, ровным снегом. Как ориентир использовал все тот же караван из людей и животных и расслабившись от равнинных просторов, проглядел холм высотой метров в пять, выросший на нашем пути. Сознание фиксирует сдвинутую в бок, что бы не мешала съемке, переднюю лыжу, ничего не подозревающим Ли, руки инстинктивно сжимают ручку РУДа до упора и поджимают клеванты. Кончики задних лыж сбивают снежную верхушку. Уже не до съемки на этом проходе. С набором высоты восхваляю мощные моторы. И снова проход за проходом, возвращение, дозаправка, снова полеты и снова возвращения. Не заметно начинаются сумерки, даже не сумерки, а ощущение угасания дня. Вроде бы все отснято, но при просмотре материала понимаем, не хватает для полного завершения одного ракурса. Еще один крайний вылет. За это время ненцы отошли километров на десять-пятнадцать. Взлетаем, по пройденному маршруту пытаемся их догнать. Не думал, что тропы тундры могут так плутать. Изначально взятое направление на север увело их далеко на юго-запад. Еще двадцать минут работы и возвращение. Ли просит сделать набор высоты для панорамной съемки. Отвлекшись на несколько секунд на общение с оператором, мой хреновый английский, как оказалось, отнимает много сил, с ужасом понимаю, потерял ориентиры. Желудок обвалакивает серебристая, ледяная, ртутная пленка страха. Паника врывается в тело с ощущением загнанного в затылок альпинистского молотка, молниеносно пускающего свои серебристые отростки по всему телу. Начинаются судорожные метания из сторону в сторону. Ничего не понимающий оператор смотрит на меня обиженным взглядом, ведь он просит о других заходах. Первый раз в жизни запаниковал в воздухе, никогда не думал, что это так страшно. Ты висишь над бескрайним полотном тундры с его до горизонта тянущимся белым однообразием. До ближайшего населенного пункта километров пятьсот, но в каком он направлении? Опять таки, посадка в тундре с гарантией на девяносто процентов приведет на воду с его тонким льдом, который если пока еще и выдержит, то только оленя, но уж никак не тяжелый паралет да еще с двумя членами экипажа. Не знаю, то ли призывный взгляд, то ли какой-то голос внутри дает команду успокоиться, и вот липкая паника уходит, оставляя лишь холодную пленку сжавшую желудок и пускающую импульсы холода по всему телу. Может от страха, а может от пробиравшего холода, ведь в воздухе уже больше часа начинается мелкая дрожь по всему телу, но зато голова начинает адекватно работать и искать выходы из сложившейся ситуации. Приходит решение спуститься ниже и попробовать отыскать следы саней и по ним уже лететь. В любом случае или выйдем к машинам на подготовленную площадку или же дотянем до ненцев и там, уж если при посадке и провалимся под лед, то по крайней мере рядом будут люди и есть шанс, что вытащат. Спустившись, хоть и не сразу, находим следы. Но приходит понимание, прошедшие за «санным поездом» поездом многотысячное стадо уничтожило все следы саней и определить направление движения никак не удается. Да еще сгущающиеся сумерки мешают сориентироваться с направлением. Снова набор высоты. На одном из разворотов замечаю яркую звезду на горизонте, но хоть по ощущениям она и висит над землей, но все же явно ниже ставших тяжелыми облаков. Ветер заметно усиливается и на высоте метров триста, фактически стоим на месте. Весь полет на светящуюся точку состоял из снижения фактически до нуля, у земли ветер по крайней мере еще не был так силен, и набором высоты, для корректировки направления. Ох уж эта Арктика с постоянной потерей спутников на ДЖИ-ПИ-ЭСе. Еще полчаса скачущего полета и мы подлетаем к нашей площадке. Почувствовав неладное и долгое отсутствие, водители подожгли одну из подаренных бочек солярки и ее полыхание стало для нас путеводной звездой. Все, мы на земле. Чувство опьяняющего счастья сменяется дикой, тупой болью в руках, обмороженных до фиолетово-сиреневого цвета и начавших отходить от тепла и поступающей в капиллярные сосуды пальцев крови. Горячий чай и вот сборы в обратный путь. При разборке паралета возносим очередную хвалу Господу, в баке горючка даже не плещется, дотянули на том, что оставалось в карбюраторах. Как всегда после полетов сборы затягиваются, захлестывают эмоции от воспоминаний о прошедшем дне. Подгоняет лишь одно, нам еще предстоит долгая дорога по тундре к нашему вагону. Дорога обратно проходит без больших приключений, проложенный нами путь по бескрайним просторам тундры значительно облегчен. Только начавшийся заметный мороз не успевает затянуть проломленный лед на водных преградах, и треколы без большого напряжения переплывают речки, которые мы с таким упорством штурмовали по дороге к полетам. Ровный шум мотора убаюкивает, и память оставила всего несколько картин ночной тундры, выхваченных в момент внезапных пробуждений.

Часть 4. Домой.

На подъезде к вагонам замечаем заметное оживление. Приехал «бронепоезд», так здесь называют состав, курсирующий по тундре, состоящий из вагонов переделанных под столовую, магазин, баню и так далее, служащий оплотом цивилизации в этих диких краях. Какое же это наслаждение после всех приключений распариться в шикарной парилке, понежиться под ароматным веничком, и с криками выскочив из вагона, нырнуть в наметенный уже почти по пояс сугроб. Жизнь удалась. Как-то не заметно наши вагоны подцепили к проходящему составу, и под равномерный стук колес проспалась почти вся дорога обратно до Салехарда. Организм брал свое восстанавливая силы, незаметно растраченные за время путешествия и прошедшие полеты. Салехард нас встретил уже устоявшимся морозом, плотным снежным покрывалом, укрывшим своей белизной те ассоциации с районом новостройкой и какой-то уютной, домашней теплотой маленького города. Опять рутина по сдаче груза в авиаперевозку, но тут все происходит спокойно, без лишней суеты и бюрократии, под дружественные разговоры с летным и около летным народом. Все, крайние часы в аэропорту Салехарда. На душе легкая грусть. Не могу понять, что же такого в этом крае и чем он так зацепил, но щемящее чувство разлуки глубокой занозой засело в душе. Самолет, набор высоты, под нами плотные облака до самой Москвы и вдруг вспыхнувшая ассоциация не дает спокойно усидеть в кресле. Плотный слой облаков с самолета удивительно похож на виды тундры с высоты птичьего полета. За время прошедшее после поездки эмоции и яркость воспоминаний не много поутихли, но в памяти осталось еще одно. Добравшись из Домодедово до Москвы, спускаюсь в метро и взгляд отмытый от Московской суеты режет синтетическая жизнь с никому ненужным пафосом, мелкими, незначительными проблемами, вид искусственной, не настоящей жизни…….